Ну, верующий или атеист, господин Декарт был любопытной личностью. Он жил в Голландии уже несколько лет, очень быстро выучил язык, и общаться с ним было необыкновенно легко и приятно. Господин Декарт обладал блестящим чувством юмора как истинный француз, был дотошен в работе как немец, пил пиво как голландец, любил путешествия как англичанин и умел точно подмечать основные черты характера разных народов.
Вот этот человек сидит перед Франсом и говорит не умолкая:
— Удивительная страна, господин Хальс! Знаете, что меня поражает больше всего? Необыкновенная мания порядка, которая свойственна вашим землякам. Клянусь, я лично видел, как мостовую Брукса мыли щетками с мылом! Как вам это нравится, господин Хальс? Мыть с мылом мостовую, по которой ездят торговые повозки!
Декарт прищурил круглые птичьи глаза, короткий черный хохолок на его голове мелко задрожал. Франсу очень нравилось выражение удивления, не сходившее с лица его знаменитого заказчика. Пожалуй, нужно ухватить эту забавную черточку… А что касается мытья мостовой мылом и щетками, тут гость прав. Все приезжие поражаются чистоте голландских улиц, а голландцы, в свою очередь, поражаются их изумлению. Да разве можно доказать свою любовь к родине иначе, чем отмыв ее до блеска, украсив цветами и садами, застроив красивыми зданиями и дав каждой семье право на спокойную обеспеченную жизнь? День и ночь на улицах не замирала работа, города обустраивались, хорошели, расцветали в заботливых руках. Голландия расположена ниже уровня моря и из-за частых наводнений считалась страной, неудобной для жизни. Ну, родина есть родина, удобна она или нет. Голландцы засучили рукава и начали возводить искусственные земляные насыпи — польдеры. Только за последний год они отвоевали у моря почти пять тысяч гектаров, это ли не чудо?
Маленькая Голландия стала самой богатой страной Европы. В гавань Амстердама ежедневно приходят суда со всего света и уже оттуда развозят товар по другим странам. К услугам оптовых покупателей много банков, готовых ссужать кредитами под залог товара, начала свою работу сырьевая биржа. Все чаще сделки совершаются не на чистые деньги, а с помощью их бумажных эквивалентов: векселей, акций, облигаций и других ценных бумаг. Это не только удобно, но и безопасно, потому что купцам больше не нужно дрожать над кошелями с золотом. Поистине, Голландия стала мировым банкиром.
— Да, а виселицы вдоль дороги? — продолжал Декарт. — Друг мой, я насчитал двести виселиц по дороге в Харлем, и ни на одной из них не было свободного места! Мои спутницы — прелестные молодые барышни — как ни в чем не бывало уплетали краюшки хлеба с сыром, разглядывая то, что осталось от повешенных. У вас очень прожорливые вороны, — добавил Декарт, понизив голос, и передернул плечами. — Но объясните, друг мой, что все это означает?
— Это трупы разбойников, грабивших дилижансы, — ответил Франс, не прерывая работу. — По приказу муниципалитета их вешают на том же месте, где они промышляли. Как видите, отцы города не зря получают свое жалованье.
— Именно, именно! — с жаром подхватил Декарт. — Ваши дороги — это истинное удовольствие для путешественника: ровные, гладкие, безопасные… Мне понравилось все… конечно, кроме вида из окна. Но, впрочем, я живу в вашей превосходной стране всего три года. Возможно, еще через несколько лет я научусь воспринимать повешенных разбойников спокойно, как часть пейзажа. — Декарт остановился, с беспокойством взглянул на Франса: — Наверное, я утомил вас своей болтовней?
— Прошу вас, говорите, мсье, — отозвался Франс. — Вас интересно слушать.
Декарт вздохнул.
— Знаю, что изрядно болтлив, — признался он. — Но что поделаешь? Матушка говорила, что если я и дальше буду так расходовать воздух, то его придется ввозить во Францию из-за границы. А казна его величества — видит бог! — и без того пуста. — Декарт печально нахохлился и стал еще больше похож на большую встревоженную птицу. — Я тоскую по родине, друг мой. Жаль, что во Франции отсутствует разумная терпимость, принятая в Голландии. Оказывается, любая церковь может открыть здесь свой приход. Приходит чиновник из муниципалитета, проверяет, не противоречит ли вероучение конституции и законам Голландии, — вот и все! Уплатите в казну небольшой взнос и собирайте единоверцев, когда хотите и сколько хотите. — Декарт с восхищением покачал головой. — Невероятно! Меня приютила семья ван Форестов. Они, как вы знаете, католики.
Франс кивнул. Семья ван Форестов, пригласившая Декарта, принадлежала к самым богатым и уважаемым фамилиям Голландии.
— Вы не представляете, с каким тактом они относятся к моим чудачествам! Мне даже отвели специальную комнату для молитвы, чтобы я мог, не стесняясь, беседовать со своим Богом! Удивительно, удивительно… — Декарт обвел взглядом просторную мастерскую. — Перед отъездом из Франции меня предупредили, что голландцы относятся серьезно лишь к двум вещам: к Создателю и деньгам. Должен заметить, друг мой, что вы странный голландец. Во-первых, вы равнодушны к деньгам…
Франс оторвался от работы и с удивлением взглянул на гостя.
— Да-да! Заявляю это с полной ответственностью, потому что вы не назначили гонорар за портрет и не спросили, когда я смогу вам заплатить!
Франс улыбнулся. Действительно, не назначил и не спросил!
— Это первое, — продолжал Декарт. — Что касается отношений с Создателем… — Он снова обвел долгим взглядом стены мастерской, отыскивая несуществующее распятие. — … Не вижу, нет, не вижу. — Он спохватился: — Хотя простите, мой друг, наверное, я веду себя бесцеремонно.