Прогулки с Хальсом - Страница 63

Девять лет жизни протекли в замкнутом пространстве, среди картин, антиквариата и дорогих безделушек. Именно в эти годы Антон начал писать книги. А чем еще мог заняться человек с дипломом журфака, минимальным опытом работы по специальности и массой свободного времени? Вера литературные опыты одобрила. Она уже побывала дочкой известного художника, женой известного актера и перспективного финансиста, но мужа-писателя в коллекции живых игрушек до сих пор не было.

Особого успеха книги не имели и денег не приносили. Вера отмахивалась от этих вопросов — подумаешь, проблема! Федор Львович оставил дочери состояние, которого хватит внукам и правнукам! Одна беда: их у него не было.

Федор Львович активно подталкивал «молодых» к рождению ребенка. Антон проголосовал «за» и выполнял супружеские обязанности с похвальным рвением. Вера нарадоваться не могла на своего образцового мужа. Если бы она только знала, как трудно было Антону настроиться на нужную волну! Но ребенок того стоил, и он заставлял себя спать с женой столько, сколько нужно для его зачатия.

Прошел год, и стало очевидно: ребенка не будет. Врачи констатировали неизлечимую врожденную патологию. Вера тихо радовалась, а Антон молча злился. Ему казалось, что его надули. Подсунули золотой слиток вместо родной души и даже не спросили, согласен ли он на такую замену. Особенно злила его радость, с которой Вера слушала соболезнования врачей. Другие женщины костьми готовы лечь, чтобы родить, лечатся, годами не вылезают из клиник, а эта стерва… Тут Антон пугался и переставал думать на эту тему. Веру нельзя было назвать умной женщиной, но она обладала дьявольской проницательностью. Если жена заподозрит, какие мысли бродят у него в голове, он окажется на улице с большим кукишем в кармане. Желающих на его место — вагон с прицепом!

Антон делал вид, что не замечает облегченных вздохов жены, стискивал ее руку и шепотом утешал в несуществующих печалях. Ненависть распирала его изнутри, как паровой котел с запредельным давлением, и Антон перебрался в отдельную спальню — боялся, что начнет разговаривать во сне. Вера поступок одобрила. Астма, перешедшая в хроническую стадию, уже не позволяла ей жить полноценной жизнью.

В последние годы жена дорожила Антоном гораздо больше, чем в начале их брака. Почему? Постель ей стала почти не нужна, походы в гости, где Вера демонстрировала Антона на зависть подружкам, тоже прекратились. Но она льнула к Антону с назойливостью полусонной августовской мухи и раздражала его до безумия.

Жить с человеком, который не знает слова «нет», та еще работенка. Мать Веры умерла, когда девочке исполнилось пять лет, Федор Львович дома почти не показывался. Воспитанием Веры занимались гувернантки, как сказали бы сейчас. Коневский платил им огромную зарплату, поставив только одно условие: девочка должна получать все, что захочет. Гувернантки дорожили хорошим местом, поэтому с легкой душой предоставляли Вере право делать все, что ей угодно.

Коневский умер в девяносто втором году. Наследство казалось неисчерпаемым, но деньги очень быстро обесценились, и Вера начала продавать картины. Сначала из дома ушел пейзаж Левитана, затем Антон не досчитался отличного полотна Васнецова «Гамаюн — птица вещая». Вера разбазаривала отцовское наследство с редкой глупостью, почти задаром. Она никогда не торговалась — отдавала картины за предложенную цену с высокомерной небрежностью. А на деньги, полученные от продажи шедевров, покупала к завтраку черную икру. Однажды Антон попытался вмешаться и остановить это безумие, но Вера злобно огрызнулась:

— Это мои картины!

Антон задавил закипающую ненависть и посоветовал жене продать что-нибудь из многочисленных золотых побрякушек. Наивный человек! Без них Вера чувствовала себя голой! Утром она надевала золотые браслеты, а к обеду цепляла на морщинистую шею бриллиантовое колье. Наверное, считала, что тяжеловесные ювелирные украшения компенсируют разрушения, вызванные возрастом.

Постепенно из дома уплыли все картины, кроме одной, которую Антон втайне ненавидел, — автопортрета Хальса. Картина висела на самом видном месте гостиной и распространяла вокруг мрачную тяжелую энергетику. Антон сидел за столом напротив жуткого морщинистого создания, увешанного золотом, смотрел, как оно мажет на хлеб куски полотен Левитана и Васнецова, чувствовал затылком взгляд мрачного растрепанного старика с картины и понимал: вот оно, чистилище. Антон посоветовал жене продать Хальса, но Вера заупрямилась. Не потому, что ей нравилась эта картина, а потому, что она была предметом зависти всех общих знакомых…

Тут раздался громкий женский крик, и Антон быстро поднял голову. В трех шагах от него подросток рвал сумочку из рук какой-то девушки. Ремень сумочки лопнул, девушка упала на колени, а мальчишка бегом рванул прочь вместе со своим трофеем.

Антон, не раздумывая, вскочил со скамейки и погнался за воришкой. Рысью добежал до лестницы, шагом преодолел подъем, задохнулся и остановился. Мальчишка перешел на легкую трусцу, показал преследователю язык и скрылся за поворотом. Патрульной машины поблизости, конечно, не оказалось. Обычный закон подлости.

Антон оглянулся. Упавшая девушка сумела подняться и, прихрамывая, дошла до скамейки. Он вернулся к ней и виновато доложил:

— Извините, я не смог его догнать.

Девушка оторвалась от разбитой коленки, вскинула мокрое от слез лицо.

— Лена?! — изумился Антон.

На скамейке сидела его соседка с пятого этажа. Антон с трудом узнал ухоженную барышню. Тушь разрисовала лицо уродливыми подтеками, одна пуговица пальто была вырвана с мясом, вторая болталась на длинной тонкой нитке. Разбитое колено превратилось в сплошную кровавую ссадину, грязные колготки поехали по всей длине. Антон оторвал пуговицу, болтавшуюся на нитке, протянул ее соседке.