Ладно, прошло, и пускай прошло. Главное, что Франс все же стал ее мужем. Отчего-то Лисбет не верилось в такое, даже когда они стояли перед алтарем. Пастор Елизарий Лотий пожелал поговорить с новобрачной до церемонии, объяснил ей, какую тяжелую ношу она на себя берет. Вспомнил о покойнице Анне Марии, о том, каким ангелом та была, как старалась наставить мужа на путь истинный…
Лисбет перекрестилась. Она искренне уважает покойную супругу Франса, но разве не жестоко постоянно напоминать о ней? Лисбет и без того отлично понимает, что не выдерживает сравнения! Анна Мария выросла в почтенной состоятельной семье, принесла в дом хорошее приданое. Отец Лисбет не дал за дочкой даже новой ночной рубашки. Правда, никто об этом не узнал. Благодаря двумстам гульденам, которые Лисбет получила от будущего мужа, ей удалось выглядеть не хуже любой новобрачной. Чего не отнимешь, того не отнимешь, Франс не скуп.
Говорят, Анна Мария знала грамоту и была хорошо образована. Это внушало Лисбет особое беспокойство. Она не находила нужных слов, чтобы беседовать с мужем и его друзьями. Да и они, похоже, испытывали те же трудности. Говорили с Лисбет только о погоде и старались поскорее увести Франса из дома. Ах, как не любила Лисбет эти отлучки! Муж возвращался под утро изрядно выпившим и ночевал на матрасе в мастерской. Лисбет вздыхала, кручинилась, но что она могла поделать? Любой упрек замирал на губах, стоило ей только столкнуться с взглядом темных непроницаемых глаз!
Лисбет вошла в спальню, полюбовалась на огромную кровать, погладила стеганое атласное покрывало. Такую красоту увидишь не в каждом состоятельном доме. Кровать занимала почти половину просторной комнаты и была настолько высокой, что взбираться на нее приходилось по маленькой приставной лестнице. А гора пуховиков и подушек на перьевом матрасе! Франс ворчит, что спать под таким количеством перьев сплошное удушье, а Лисбет кажется, что она попала в рай. Мягко, тепло, уютно — что может быть лучше?
Лисбет поправила складки балдахина, полюбовалась на пышное ложе еще разок, вышла и заперла спальню на ключ. Детям сюда входить запрещалось. Не дай бог что-нибудь изомнут или испачкают.
Кстати, и для детей теперь есть отдельные комнаты. Раньше они спали на чердаке, только самые маленькие оставались в родительской комнате. В ногах старой кровати выдвигался специальный ящик, где можно было устроить двоих младенцев. Однако это очень неудобное ложе и для родителей, и для детей. Сейчас у мальчиков есть своя комната, у девочек своя, а малыши спят в отдельных кроватках. Дети перестали простужаться, поздоровели, повеселели… Еще бы! На старом чердаке дуло из всех щелей!
Лисбет медленно обошла комнаты на первом этаже, наслаждаясь каждым предметом обстановки. Конечно же, главным украшением был шкаф — наглядное свидетельство достатка хозяев. Бедные семьи не могли позволить себе больше одного шкафа, в котором хранили и посуду, и постельное белье. Иногда рядом со шкафом ставили старинный бабушкин сундук или громоздкий комод. Семьи побогаче украшали свое жилище красивыми бюро на высоких ножках с выдвижными ящичками. Здесь хранились изящные безделушки, писчие принадлежности и книги. Шкаф для белья обычно ставился в спальне и благоухал ароматическими травами. Здесь хранились рубашки из Харлема, чепцы и косынки из Фландрии, скатерти, салфетки и постельные принадлежности из Эмбдена… В общем, все, чем рачительная хозяйка могла похвастать перед подругами и соседками.
В передней комнате стояла горка для фарфора. Здесь же выставлялась напоказ начищенная посуда из олова и праздничные расписные блюда. Если хозяева дома любили музыку, то на виду лежал музыкальный инструмент — губная гармоника, лютня, виола. В центре гостиной стоял стол с ножками на колесиках и несколько стульев с высокими готическими резными спинками. Стены комнат выкладывали разноцветной фаянсовой плиткой либо отделывали деревянными панелями. Верхнюю часть стены обтягивали позолоченной тисненой кожей, на которой так выигрышно смотрелись картины и зеркала. Обычно пол покрывали большими разноцветными плитками, но в этом чудесном доме полы были выложены паркетными планками — по моде, пришедшей недавно из Франции. Лак, покрывавший отполированное дерево, сверкал, как стекло, и отражал солнечные лучи. Удивительное зрелище. В отцовском доме грубый деревянный настил прикрывался испанскими черно-желтыми циновками, по особым праздникам мать раскатывала посреди гостиной тоненький шерстяной коврик. Ходить по нему разрешалось только родителям и гостям, дети обходили ковер стороной. А в конце дня мать снова скатывала коврик и уносила его в чулан до следующего праздника.
В доме мужа все было иначе. Франс позволил жене обставить все комнаты, кроме мастерской, и дал для этого достаточно денег. Никогда в жизни у Лисбет не было такого увлекательного занятия. Она целыми днями бегала по городу, отыскивая добротную мебель, красивую посуду, постельное и столовое белье, кухонные принадлежности. Если бы и Франсина приняла участие в хлопотах! Но служанка сильно изменилась с того дня, как узнала о предстоящем замужестве подруги. Прежних отношений как ни бывало. Франсина замкнулась в угрюмом ожесточенном молчании, презрительно выслушивала робкие распоряжения Лисбет и делала все по-своему. А уж о том, чтобы посидеть с бывшей подругой на кухне, посудачить о жизни, перемыть косточки соседям и знакомым, — об этом и речи не было! Лисбет понимала обиду Франсины, но разве она виновата, что господин Хальс выбрал ее в жены? Разве виновата простая деревенская девушка в том, что ей так сказочно повезло? Лисбет тяжело вздыхала, пыталась найти слова, чтобы объяснить это Франсине, и не могла собраться с духом. Все вокруг отгородились от хозяйки дома невидимым меловым кругом. Лисбет осталась в полном одиночестве посреди внезапно свалившейся на нее роскоши.